Окончание истории путешествия автостопом по дорогам Мавритании и Мали

Рабы на дороге Чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что истинное своеобразие этой страны не только в сохранившихся древностях. Повседневная жизнь людей полна архаики — стоит только быть внимательным. Наблюдение за нравами большой дороги убеждает в жесткой племенной стратификации мавританского общества. Здесь сохраняется кастовость и негласный институт рабства. Оно запрещено в 80-х, его называют «пережитком», однако этот пережиток заметен всюду. Рабы не получают образования и зарплаты, не женятся без согласия хозяина. Их можно продавать и передавать по наследству. Шоферы-дальнобойщики, как правило, — светлокожие мавры. При каждом — пара черных подростков. Дальнобойщики не труженики дороги, а хозяева, белоручки, исполненные барственной стати, а мальчики — рабы. Они никогда не станут сами водить грузовики. Их удел — черная работа и обслуживание хозяина, молчаливое исполнение отрывистых команд. Вот один заваривает чай на ходу, держа фонарик во рту. Бессловесный, без мимики, ни к чему не проявляет интереса. Российские дальнобойщики всё делают сами. А эти, если лопается колесо, ни к чему не притрагиваются, лежат на циновках, курят, пока мальчики его меняют. В поселке водитель остановился, купил строганого мяса и угостил меня, а напарника-раба не кормил всю многочасовую дорогу. Да еще кидал ему в голову бутылку от колы, когда тот засыпал. Тот молча поднимал бутылку и ставил на место.

Борцы с бедностью В очередной раз отсиживаюсь в полицейском придорожном сарае, наблюдаю за приготовлением чая в раздумьях, к чему на сей раз приведет полицейская бдительность, и вдруг слышу звук мощных моторов… Победоносно ревущей колонной движется гуманитарный караван французов: 20 грузовиков, трейлеров, автобусов и легковушек едут в Мали помогать школам и больницам. С благословения постовых и наказом доставить до малийской границы французы приняли меня в свою компанию и подсадили в замыкающий колонну микроавтобус. В нем — Патрик с сыном Пьером из Клермон-Феррана. Все машины забиты гуманитарным грузом: одежда, школьные принадлежности, мебель, лекарства, мотоциклы и велосипеды, еда… Всем Клермон-Ферраном насобирали добра. Машины собираются оставить в Мали. Борцы с бедностью.

Мне не раз встречались и другие европейцы (в основном немолодые одинокие мужчины), которые, предпочитая африканский уклад жизни европейскому, едут в страны региона на старых машинах и продают их. Вырученных денег обычно хватает на несколько месяцев жизни в патриархальном захолустье и обратный авиабилет — за другой машиной. Для многих это стало образом жизни. Избавиться от Африки для них нет никакой возможности. Они ни с какой бедностью не борются, никого не угнетают, но и не благодетельствуют. Мои же нынешние попутчики — благотворители-энтузиасты. Одна из машин отведена для сувениров — раздавать по пути. Авторучки, блокноты, футболки, неуместные в здешнем быту бейсболки… Африка для них — дитя, к которому надо приходить с подарками. Экспедиция четко организована: в определенные часы колонна останавливается для пикника. Дежурные организуют обед: макароны, фасоль, салат, кофе, вино на выбор — красное и белое. От своих привычек французы не отказываются и в этих суровых условиях.

Приключения по-французски Дорога здесь очень разная: есть хорошие асфальтовые участки, есть битые, а есть та самая «писта». Машины застревают в песке, и Жан-Мари, лидер конвоя, на красивом красном грузовике всех вытаскивает. Наш Патрик тоже хорош: прыгнул с трамплина в яму, которую мог бы и объехать. Пока его вытаскивали, отломился крюк, за который цепляют трос. Много было возни, шума и смеха. Французы вдохновенно валяются в пыли, а потом ходят враскорячку, растопырив грязные пальцы, довольные собой: приключение! Экспедиция для них — возможность побыть мужчинами в первобытном смысле слова. На заправке французы раздают выпрашивающим «каде» (подарок) детям хлеб, футболки, шоколадки и ручки. Те дерутся. Я вспоминаю, как такие же жители пустынь в шатре, где я накануне ночевала, кормили меня, пели и плясали, не клянча никаких подарков. Вот она, разница в статусе гостя — вольного странника и организованного туриста или миссионера. В стране догонов Малийская граница встретила меня сюрпризом: несколько КамАЗов на обочине и русскоговорящие постовые. У автоперехода мы расстались с французским конвоем, и я отправилась дальше. Знакомилась с людьми, пожинала плоды гостеприимства, постигала язык бамбара, рассказывала о российской жизни. Воспринимая меня как гостя, люди как будто забывали о своей бедности и охотно уступали мне угол двора для постоя, утром приносили к палатке миску верблюжьего молока и кусок черной каши «то». Коллективистское африканское сознание не приемлет факта одиночного перемещения. Человек не должен быть один — вот и подвозят, и приглашают.

В стране догонов — протяженной долине за грядой невысоких гор, где нет дорог, — я ходила пешком. Мне навстречу шли люди вереницей, с козлятами, с тазами на головах, женщины с голой грудью и присосавшимися младенцами. Останавливаясь у колодцев — средоточия светской жизни, — я обливалась водой, обогащалась информацией о ближних деревнях и тропах и шла дальше, намотав на голову мокрый платок. Порой меня подвозили мотоциклисты. Вот слышится глухой перестук… Под большим деревом женщины, расположившись группами в круг или в ряд (в зависимости от того, как падает тень), дружно молотят шестами в ступах, а дети их мирно спят, привязанные за спинами. Этот перестук — верный знак, что деревня близко. А значит есть колодец и возможность заночевать рядом с людьми.

Священные «ежики» Сахеля А вот и «большая дорога» — песчаная колея, по которой даже ходит автобус… Что ж, еду в Гао — самый восточный город Мали. В салоне звучит неизменный рэп, попутчики охотно знакомятся со мной: кто-то жалуется на жизнь и просит пригласить его в Москву, кто-то рассказывает о племенных обычаях, комментирует виды и архитектуру. В каждой деревне имеется куча глины с торчащими во все стороны корявыми ветками. Эти «ежики» — местные мечети. Другого стройматериала здесь нет, а ветки, которыми «прошита» конструкция, придают недолговечной глине прочность. Торчащие концы не спиливают — считается, что так прочнее. И правда, многим из этих построек по нескольку веков. После каждого дождевого сезона они подвергаются нехитрой реставрации. На вершине — громкоговоритель для муэдзина, внутри — комнатка-нора. Таковы мечети во всем сахельском поясе, и они, несмотря на неказистость и отсутствие декора, глубоко почитаемы. Архитектура Сахеля особенно впечатляет в Дженне, Мопти и Тимбукту, где мечети из глины достигают в высоту четырех-пяти этажей, а принцип конструкции — тот же. Люди способны не просто выживать в любых условиях, но воздвигать во славу Аллаха подлинные шедевры, обходясь скудными ресурсами.